- Мя-я-я-я-у, – нечто мохнатое с воплем воинствующего ирокеза рвануло к ногам вошедшего и утробно захрюкало от радости.

- Кыся, Басенька, золотце мое, – умильно протянул Василий, покачиваясь от усталости, словно лист на ветру. Он тяжко склонился над зверюшкой и зашкрябал ей за ухом.

– Какой же я все-таки подлец, неделю не виделись, солнышко мое, заюшка моя полосатенькая, пушистик ты мой ненаглядный, только ты и любишь меня, бедолагу, тварюга четверолапая, – сюсюкал Ладанов.

- Муррр, – кошка преданно терлась о ноги хозяина, млея от теплоты его рук, а потом вдруг фыркнула зло и вцепилась в них когтями.Василий обиделся:

- Брысь, зараза!

Кыся брезгливо отстранилась:

- Фр-р, – запашок портвейна и беломора шибал по кошачьему носу.

- Да будет свет! – пафосно икнул Василий и, с трудом нашарив выключатель, нетвердо зашлепал по коридору в сторону кухни. Ему хотелось пить, а на кухне, маня и завлекая, из крана мерно покапывала вода. Вода холодная, утоляющая жажду, мокрая вода. Острожными шажками, держась за стены он медленно пробирался к цели. Пространство игриво с ним пошучивало, оно сужалось и расширялось, покачивалось, плевалось разноцветьем.

Неожиданно ноги его разъехались в разные стороны на предательской луже.

– Ч-черт побери! С-скотина полосатая, животное, – хрипло ругнулся упавший, – я тобой еще полы умою, к люстре за хвост подвешу! – грозил он пустоте крепким кулаком.

Киса опасливо скрылась под облезлой табуреткой, наблюдая за хозяином.

Василий, распаляясь от звуков собственного голоса, продолжал выпускать обоймы инвектив в адрес кошачьих, когда кошка, будто притомившись слушать ругательства, грациозно выбралась из-под колченогой табуретки и мягкой поступью направилась к нему.

- Ха-ха, Васюта, – четко произнесла Бася, ехидно наблюдая за хозяйской оторопью. Глаза Василия расширились и остекленели. Он тряхнул спутанной шевелюрой и ущипнул мочку собственного уха. Бася лукаво хихикнула, прижав лапку к глазам:

- Ох, и глупая же ты человечина, смеешь мне инкриминировать осквернение жилища? Ты, бросивший меня на произвол четвероногой судьбы? Ты, сгинувший на неделю без следов и обязательств? – кошка запрыгнула на живот павшего, и продолжила пламенную речь. – Вася, а ведь ты не сантехник Иванов, тому сам бог наказал глаза заливать огненной водой. Ты даже не крановщик Потапов. Ты вообще не люмпен, хоть квартиру и загадил изрядно.

Вася тупо пластался на полу, не смея шелохнуться, и даже забывал набирать в легкие воздух, от чего дыхание его сделалось свистящим. В животе предательски скворчало, а душа металась между пятками.

- Какие уродливые звуки издает твоя утроба, как омерзительны твои всхрипы и зловонное дыхание, – Бася поморщилась болезненно и брезгливо отряхнулась.

Проговаривая нравоучения и помахивая в такт хвостом, кошечка прохаживалась сюда-туда по телесам хозяина. – Вася, ты ведь доцентом был, ученая твоя морда. Ты писал монографии так, что по тебе плакал Нобель, студенты на твоих лекциях раззявливали рты и проглатывали каждый союз, каждый предлог, сверзившиеся с уст твоих, Вася, Вася… Наклонная плоскость сгубила тебя во цвете лет!!! Года сыплются, как перезрелые яблоки. Опомнись, Вася! Настырная зверюга почесала за ухом и гаденько подвела итог:

- Даже сейчас, когда ты неэстетичным пьяным боровом загромождаешь коридор, твоя речь связна и членораздельна, не считая легкого заикания. Ты гений, Вася, но свинья. Скотина ты двуногая, потерявшая человеческое обличье! У-пырь, – последнее слово Бася произнесла с особым смаком. К бывшему доценту, огорошенному небывальщиной, по чуть-чуть возвращался дар речи, он злопыхал на себя, задетый кошачьими выкладками, жадно мечтая дотянуться до обнаглевшей мурки, чтобы свернуть ей шею как куренку.

– Бася, Басенька, побойся бога, кому сейчас надобно науку двигать? Каким студентам самоотверженно ученья вбивать в головы, когда кругом цифровые технологии… – начал было оправдательную речь Вася, да сорвался на злобный рык: - Ну не дура ли? Не т-тупоти по п-печени! Вспомни, как я подобрал тебя, полосатую стерву. Ты была похожа на хомяка. Такая же крошечная и бестолковая.

– Ш-ш-ш, – на кого я похожа? - Бася плотоядно заурчала у самого горла Василия. - Это я-то на хо-мя-ка? Мя-я-я-у, моя маман была королевским персом, ей твоя мамаша-шалава в подлапники не годилась, а про mon papa скромность не позволит что-либо мяукнуть! – она топнула лапкой по груди поверженного.

– Не смей, – взвыл он и попытался сбросить кошку. Увы, тело ему не повиновалось. - Моя мать была святая женщина, с чистой душой – сущий ангел, царствие ей небесное! – Вася указал перстом на потолок. - Что ты знаешь обо мне, тварь безмозглая? Я ищу алхимический камень мудрости. Почем тебе знать, вдруг я низринут в этот хаос с тем, чтобы потом, подобно Фениксу, отряхнуть пепел с копыт?.. ну не с копыт, а с этих… не с-суть… Ни хрена не понимаешь, подлюка… бисер и перед кошками метать – гиблая затея. У вас, кошек, не только желудок меньше наперстка, но и мозг.

– С-святая у него маменька была, вы только послушайте этого типа. Была бы святой, не выродила бы такую несуразицу двуногую – хоть всех святых выноси, как у вас говорят – Бася ехидно улыбнулась, обнажив жемчужные клыки, – А ищешь ты, Васюша, вчерашний день, безвременно сгинувший, и Феникс из тебя никудышный. Воробышек ты, Вася, и крылышками бяк-бяк-бяк…

- Вот погоди, очухаюсь – без хвоста котов соблазнять будешь, –не на шутку обиделся распластанный доцент. – Мымра полосатая, я из тебя чучело сделаю, – злобно шипел он. - Ха-ха-ха, будешь украшать кабинет зоологии общеобразовательного дебильника, с подписью котус вульгарис... Или – в задумчивой истоме продолжил Вася, – рукавиц с тебя насобачу.

– Ой, боюсь, боюсь, боюсь, только в терновый куст не бросай, милостивый братец, только не туда! – внезапно истошно заголосила кошечка, и тут же вновь стала невозмутимой:

– Главное – эффект неожиданности, Вася. Лучше сделай из меня коврик, и твои ноги каждое утро будут топтаться по моей нежной шерстке, и ты никогда меня не забудешь. Мы будем вместе, Васенька! – сладенько муркнула она и дружески встремнула когти в его грудь.

– Ептить, мляха-муха, выдры усатые, – взвыл тот, – А-а, больно! – Ему показалось, что целый полк кошачьих террористок надругался над его грудью. – Это же сколько вас теперь?

- Совсем косой, даже глаза у переносицы свести не может, – констатировала Бася. – Тебе бы слоников перед сном считать, горе мое луковое, а не заливаться неделями спиртуозом. Мы тебя теряем, то есть я теряю.

Бася приняла скорбный вид и, словно заправский дьячок, заголосила:

- Боже еси на небеси, да прииде царствие твое. На кого ж ты мя покида-а-ешь…

- Слезь с меня, сила нечистая! – взвизгнул Вася, верша слабые попытки схватить кошку за шкирятник.

– Еще крестом себя осени, нехристь пьяная – уворачиваясь, насмехалась та. – Я чистая-пречистая, пять раз на дню умываюсь. – Бася повела носом: – Боже, какая вонь. Как это можно пить? Вася, солнце, ты себя совсем не бережешь, – кошка даже слезу пустила.

- Я вечен назло врагам, не дождутся, суки! – Вася со всей дури грохнул кулаком по полу и застонал, - у-у, курва, еще и издева… издеваешься, – силы бывшего доцента истощались с каждой секундой, а сон девятым валом подминал под себя.

- Кур-кур… Васенька, ты о курочке промяукал? Весьма кстати, что-то кушать уже неделю как хочется! Мя-я-яу, – рассердилась кошка и стукнула его лапкой по носу.

– Вот бы тебе тапкой вломить, – еле-еле лепетнул Вася, повернувшись на бок, и захрипел сном праведника.

– Эх, Вася, Вася... – окинула Бася печальным оком место отдохновения хозяина, бывшего доцента Василия Ладанова. – и за что мы, девушки, вас, идиотов, любим?